Шрифт:
Закладка:
Клеветническая атака Алика и письма из Москвы добили восьмидесятилетнюю Ирину Алексеевну, и через несколько месяцев, во время переговоров с одной из христианских организаций о помощи «Русской мысли», она скоропостижно скончалась. Собственно говоря, это и был конец «Русской мысли». Ставшая главным редактором Ира Кривова (после отставки Арины она была заместителем главного редактора) сперва мужественно боролась за сохранение газеты, отбила атаки русского посольства в Париже, тут же пожелавшего ее купить, и Гениевой, почему-то претендовавшей на наследство Ирины Алексеевны, но поскольку жила в Париже сравнительно недавно, не имея необходимых в этом случае связей и известности, она мало что могла сделать. Я попытался чем-то помочь, вел переговоры во французском МИД’е, где был фонд помощи для зарубежных стран, в фонде TASIC. Они готовы были помочь, значимость «Русской мысли» была столь велика, что все понимали необходимость ее сохранить, но их средства могли быть направлены в Россию, но не могли расходоваться в Париже. А европейских фондов я не знал – они никогда меня не интересовали. Ира, как могла, пыталась сократить расходы, даже офис был перенесен в квартиру Оли Иофе – секретаря редакции – и ее мужа Валеры Прохорова, лет десять работавшего в «Русской мысли». Но в Париже газета оставалась убыточной и, в конце концов, ее купил некто Лупан, выпускающий в Лондоне и Париже издания для «новых русских». Ничего общего с «Русской мыслью» под редакцией Ирины Алексеевны Иловайской она не имеет, и великой этой газеты, игравшей такую исключительную роль в русском демократическом движении, уже нет.
Последний проект: четверть века Хельсинкским соглашениям
Но, возвращаясь к началу двухтысячных годов, надо вспомнить и о последнем из больших проектов «Гласности», уже неосуществленном. Приближался четвертьвековой юбилей Хельсинкских соглашений, и я предложил Алану Моду – первому заместителю генерального директора ЮНЕСКО, с которым по-прежнему был в хороших отношениях, в дополнение к специальной сессии ОБСЕ, где главы государств будут подводить итоги своей совместной работы и оценивать бесспорные достижения этих лет – в первую очередь, пусть хрупкое, но единство Европы, вместо жесточайшего, часто на уровне перехода холодной войны в настоящую, противостояние, провести в ЮНЕСКО обсуждение этих двадцати пяти лет общественными неправительственными организациями тех же стран. Господин Моду поддержал мою идею, предложил Дворец ЮНЕСКО в Париже в качестве места проведения этой небывалой в истории конференции, но сказал, что ЮНЕСКО, как правительственная организация, соучредителем наряду с «Гласностью» быть не может, а нужна какая-то западноевропейская организация. Мы решили, что такой организацией может быть Международный союз журналистов, членом которого я оставался со времени работы в газете «Моргенбладет» и который поддерживал наш профсоюз независимых журналистов.
Согласие в Брюсселе мной было получено, начались переговоры (с многочисленными поездками в Вену – Австрия в тот год председательствовала в ОБСЕ) – никто не возражал и по мере возможности даже помогал этой идее, хотя наибольшая в ней заинтересованность была, конечно, у меня.
Невозможно было даже просчитать все возможные замечательные последствия этого плана. В российских масштабах это была бы грандиозная поддержка всего правозащитного движения – практически его реанимация, потому что я, конечно, присутствие наших организаций в том числе и местных, но хоть мало-мальски серьезных и не продавшихся, собирался сделать обязательным. Они могли бы установить международные связи, спланировать совместные проекты, приобрести подлинную независимость и гораздо более широкий, общеевропейский взгляд на собственные задачи и проблемы всего российского общества. Но, с другой стороны, и это, конечно, было не менее важно, совместный голос крупнейших общественных организаций Европы, США и Канады, да еще из Дворца ЮНЕСКО, да еще и поддержанный средствами массовой информации всего мира заставили бы правительства всех этих стран обратить, наконец, внимание на то, что все происходящее в России не имеет ничего общего с Третьей корзиной (то есть с соглашениями о правах человека) Хельсинкского договора. Скорее всего российским властям пришлось бы прекратить изуверскую войну в Чечне, вернуть в нормальное состояние законодательство об общественных организациях, партиях, профсоюзах. Такая конференция под угрозой полной изоляции России от окружающего мира (в конце концов, и в России были влиятельные силы, которых полная изоляция никак не устраивала) могла бы вернуть Россию от полутеррористического правления спецслужб к относительно нормальному демократическому развитию.
Но и для неправительственных и правозащитных организаций сорока других стран – членов ОБСЕ от этой конференции была бы немалая польза. Ничего подобного в мире еще не проводилось и для общественных организаций показать всю свою мощь, а во многом и единство, было, конечно, очень заманчиво. К тому же российскими проблемами, как бы ни были они велики и катастрофичны, нарушения прав человека в Европе и Северной Америке далеко не ограничивались. Очень трудными были положение в Ирландии и на Балканах. Во всем европейском сообществе, хотя совершенно по-разному, была животрепещущей проблема беженцев и вынужденных переселенцев – правительства совершенно еще этим не занимались, но неправительственным организациям была очевидна проблема дискриминации цыган. Внятный, услышанный мировой прессой и лишенный дипломатической деликатности и взаимных уступок друг другу голос неправительственных организаций стран ОБСЕ всем им казался совсем не лишним. Наконец, в Гааге успешно работала с трудом воспринимаемая ООН, но, как и «Гласность», там аккредитованная и Организация непризнанных народов, где накопилось множество своих вопросов, а антиглобалисты создавали уже серьезные проблемы для всех межправительственных совещаний в Европе. В общем, было о чем поговорить и какие подвести итоги.
Достоинства этого проекта были настолько очевидны, что очень многие приличные люди охотно начали мне помогать. Среди них важную роль играл Генрих Юшкявичус – заместитель генерального директора ЮНЕСКО от России, в хрущевские времена – журналист, которого нынешние российские заморозки совсем не радовали. Был и другой русский – видный чиновник ЮНЕСКО, лет восьмидесяти, который многое слышал обо мне и о конференциях «КГБ: вчера, сегодня, завтра» и не скрывал, что был внедрен во французскую общественную жизнь российскими спецслужбами, но было это полвека назад, если не больше, воды утекло очень много, и он не был слепым, искренне мне сочувствовал и по возможности помогал, хотя работал в каких-то совсем других структурах этой гигантской бюрократической машины.
Мы собрали организационный комитет из десяти крупнейших организаций Европы и США: «Хьюман райт вотч», «Врачи без